Игорь Негатин - За гранью Джихада [СИ]
— Там пастор? Тот самый? Мусульманин?
— Да. Как видишь — он начал отращивать бороду. Такой бравый муджахидин получится, что только держись! Знать бы, каким образом он сюда попал?
— Чего тут думать? Парень решил сменить хозяев, только и всего. Тебя это удивляет? А вот и наш старичок. Кстати, а он бодро выглядит, для своих лет.
На террасе появился ещё один мужчина. Пожилой, лет семидесяти, если не больше. Лицо покрыто глубокими морщинами. На нём какой-то балахон, отдалённо напоминающий халат. Для полного комплекта, только чалмы с длинным, свисающим на плечо фачем не хватает. Будет похож на Моллу Несарта.[14]
— Что с охраной?
— Видно плохо. Думаю, что несколько человек живут в доме для гостей. Видишь?
— Вижу. Почему решил, что только несколько? Может их там десяток?
— Нет, — покачал головой я. — Во-первых, — они слишком лениво бродят по территории. Скучно и они расслабились. Если нет опасности, то держать большую охрану бессмысленно. Если что-то начнётся, то соберутся бойцы живущие в ауле. Во-вторых, — они зарезали одного барашка. Так что, там не больше семи человек. Думаю, что два-три охранника, хозяин и прислуга.
— Старик разве не женат?
— Он вдовец. Иногда ему привозят молоденьких рабынь, чтобы они разогнали ему кровь. Старик любит это дело.
— Часто привозят?
— Практически каждый месяц. Он не только сам этими девочками занимается. Любит, старый паскуда, смотреть, как девчат насилуют. Его бойцы помогают. Насилуют, избивают. В пылу страсти. Потом, если не сильно обезображена, продают на юг. Там народ не привередливый. Поль, ты же присутствовал при нашем разговоре с дядей Руслана?
— Вы говорили на арабском. Я плохо его знаю.
— Да, я как-то подзабыл.
Старик, который живёт в этом доме — Анзор Ахлаков. Это про него рассказывал капитан Верещагин. По его словам, где-то здесь и сынишка его обитает — Асхад Ахлаков. И около сотни отморозков, помешанных на святой войне с неверными. Точнее — войне с неверными за вполне достоверные наличные. Хороший бизнес. Пока самих в грунт не закопали.
— Интересно, а почему аул выглядит таким заброшенным?
— Все ушли с кафирами воевать, — хмыкает Нардин.
— Что-то мне не верится…
— Ты какой-то неправильный мусульманин.
— Я умный мусульманин, а это большая редкость.
Ночью опять пошёл дождь. Начался мелкой серой взвесью, а потом разгулялся, разошёлся тяжёлыми гулкими каплями и превратился в пронизывающий до костей ливень. Плохо. Для тех, у кого нет крыши над головой. Для тех, кто в пути. Для тех, кто не умеет терпеть и ждать. Плохая погода. Но для наших дел, на сегодня запланированных, лучшей погоды и не придумаешь. Даже если очень постараешься.
32
15 год по летоисчислению Нового мира
Перевал Арч-Корт
Двор был пуст. Если не считать двух потрёпанных джипов, которые стояли у ворот гаража. Судя по выбитым стёклам (прикрытым полиэтиленовой плёнкой) и пулевым пробоинам — недавно влипли в переделку. Почему не в гараже? Чёрт его знает — гараж мы не проверяли. Рядом с ним находится караульное помещение и соваться в этот гадюшник желания не возникало. К нашему счастью — погода была дрянь и лило как из ведра. Даже охранник, который должен был охранять территорию, и тот ушёл в караулку. Ну а как иначе назвать этот маленький домик, рядом с гаражом? Караулка, она и в Африке караулка. Хотя… Охранника понять можно. Мокнуть ему неохота, вот и решил парень погреться за чашкой чая. Хреново у них с дисциплиной. Эх, давно здесь никого не резали. Ничего, если надо, то мы это исправим.
Через забор перемахнули быстро и незаметно. Ливень усилился и шансов, что нас заметят было немного. К темноте добавилась сизая пелена дождя и предметы теряли свои очертания. Они словно растворялись в этой промозглой, ночной сырости. Рядом со мной тихо хекнул Поль, приземляясь на раскисшую землю. Он присел и тенью скользнул в сторону. Наследить не боялись — дождь всё смоет. Почва здесь глинистая, перемешанная с камнями и щебнем — следов почти не остаётся.
Итак…
Территория, огороженная высоким забором. Довольно большая и ровная. Без привычных для этих мест террас, валунов и пригорков. Представляю, сколько пришлось повозиться рабочим, чтобы двор выглядел как теннисный корт. Хотя… Какие здесь рабочие? Рабы! Здесь всё делают рабы. Строят, обрабатывают сады, роют канавы для орошения садов. Даже убивают. Что? Вас это удивляет? Вы плохо знаете эти места, господа! Рабы убивают других рабов. Просто и без всяких эмоций. По благодушному кивку хозяина. И никаких эмоций при этом они не испытывают. Да, здешние жители умеют ломать людей. Играют на простейшем рефлексе — желании жить. Если раб не будет убивать, то убьют его. И люди, ослеплённые безысходностью, убивают. Без эмоций, соплей и сожалений. Добей упавшего! Отними кусок заплесневелой лепёшки у слабого! Вот так и живёт раб. Поверьте мне на слово — я видел в этих краях многое. Люди, попавшие в рабство, ломаются. За редким, очень редким исключением. Немногие, кто сумел сохранить в себе стержень, долго в плену не сидят — или убегают, или их убивают, как собаку, зарычавшую на своего хозяина. Или сломайся или сдохни — третьего не дано.
Что у нас здесь ещё? Ворота… Высокие, крепкие, двустворчатые. Посередине участка стоит двухэтажный дом, сложенный из красного кирпича, — что само по себе указывает на высокий статус хозяина. Кирпичи — товар дорогой. Их везут откуда-то с южного побережья. Остальные дома в посёлке выстроены из диких камней и глины, перемешанной с навозом, соломой и ветками кустарника. А в этом доме даже крыша покрыта черепицей… Даже представить себе не могу, сколько он за неё заплатил. Это очень дорого.
По левую сторону от ворот — как я уже говорил — гараж и караульное помещение. Между прочим, очень глупо построили — из окон дома караульное помещение не просматривается. В пяти метрах от забора начинался небольшой сад, где росли два или три десятка деревьев, с выбеленными стволами. Кто-то мне рассказывал, что саженцы фруктовых деревьев, привезённых из Старого света здесь неплохо приживаются. Видимо старика-хозяина ностальгия замучила, вот и заказал десяток другой. На заднем дворе, куда мы сразу переместились, стоит беседка, украшенная вычурной резьбой. Если быть точным — нечто похожее на классическую ротонду.
В самой глубине двора — несколько хозяйственных построек. Ничего интересного. Сельскохозяйственные инструменты, развешанные по стенам, какие-то ящики. На одной из стен аккуратно развешаны цепи. С ошейниками для людей. На каждую цепь, — длиной в четыре метра — три ошейника. Это, так называемые, «горные». Потому что пленники это товар. Востребованный и дорогой. И при движении по горам, рабов заковывают именно по трое. Если один сорвался, то у оставшихся есть шанс удержаться на тропе или карнизе и вытащить упавшего. Если заковать по-двое, то сорвутся оба. Больше трёх — неудобно идти.
В общем — привычная для этих мест обстановка. Да, тюрьму мы тоже нашли. Зиндан, а точнее две больших ямы, были пустыми. Решётки, сваренные из толстых арматурных прутьев, были подняты. На одной их них, приваленной к стене, висели цепи с замками. Из провалов воняло дерьмом и мочой. Несмотря на деревянный навес, выстроенный над этой «тюрьмой», в ямах блестела вода. Виднелись какие-то рваные тряпки и пластиковая миска, плавающая на поверхности лужи. Долго не разглядывали — не за этим сюда пришли.
Если честно — я надеялся, что племянник будет сидеть в зиндане. Да, это жестокие мысли. В такую погоду, в вонючей и сырой яме он бы долго не выжил — слишком мал. Значит, его держат не здесь. Неужели информатор ошибся? Что-то здесь не так. В доме? Сомневаюсь. Даже если и так — что это изменит? Штурмовать дом вдвоём? Вы что, господа, рехнулись?
Поль, крутивший головой как филин, дотронулся до моего плеча и указал на веранду. Мы подобрались поближе, но в комнате, выходящей на задний двор, кто-то включил свет. Делать было нечего и мы метнулись под веранду. И тут, как назло, закончился дождь. Резко, будто наверху повернули какой-то кран и выключили воду.
Через минуту, дверь на веранду открылась и на улицу вышли люди. Мы их не видели, но прекрасно слышали. Судя по голосам — это хозяин со своим сыном. Один из них сделал несколько шагов и опустился в плетёное кресло, стоящее у стены. Второй начал расхаживать по веранде.
Говорили они долго. И это не было похоже на разговор отца с сыном. Не было в этом нахальном юнце сыновей почтительности, которой так бахвалятся местные жители. Знать бы о чём они говорят… Увы, но чеченского языка я не знал. Иногда мелькали похожие слова, но это не помогало. Судя по интонациям, — старик не очень доволен своим отпрыском. Говорит резко и довольно громко. Интересно, где это Асхад напортачил? Сынок отбивался, как мог. В его голосе можно было услышать и раздражение, и обиду, и даже плохо скрываемую злость.
